Когда четыре года назад дуки выставили её с живописного ковра на пристань, погоняя белыми платочками, Паледжина более чем когда-либо верила, что поступила правильно. Даже при взгляде на удаляющееся лазурно-золотое побережье Селоны, она знала, что увела Республики с тропы войны, а значит и риск был оправдан, и оно того стоило. И не страшно, если ценой миру было всего-то лишь изгнание одной-единственной богоподобной - наоборот, свою оцарапанную кирасу Паледжина носила как герцоги носят на груди сверкающие медали за бесчисленные заслуги. В те времена пламя её меча полыхало с невиданной прежде яркостью и мощью, а пять яростных солнц с рёвом обрушивались на тех врагов Республик, которым не повезло пересечь путь изгнанной вайлианки.
В своих путешествиях Паледжина помогала сирым и убогим, защищала, охраняла, сопровождала. Бывало, что от её услуг в сложных заданиях не отказывалась знать, но и нарубить дров хиреющей дирвудской старушке богоподобная не брезговала. Да только точечно помогать людям хорошо, но всё равно оставалось это ощущение - будто воду в океан льёшь. Делаешь добрые дела, делаешь, и, конечно, они все имеют значение - от маленького до большого, а баланс не меняется и история прёт своим ходом, не оглядываясь. Переговоры, союзы, пакты, дипломатия и торговля - вот, что действительно меняло положение тех, кто нуждался в помощи, но больше ко всему этому у Паледжины доступа не было. И она делала, что могла, но пять лет давно перестали ей казаться коротким сроком.
Она ведь всегда предпочитала попирать ногами твёрдую землю, желательно - родную, а не болтаться как тот кусок дерьма в проруби. А на голом энтузиазме далеко не выедешь, даже если своей целеустремлённостью ты уступаешь разве что рауатайской береговой пушке. Тут уж исход один: с какой бы силой его не несло по инерции, любое ядро рано или поздно падает. Пламя двуручника в смуглых руках с каждым месяцем, проведённым вдали от Республик, становилось всё слабее, а ярость пяти солнц больше не рвалась с ладоней жёлтыми огнями. Бродяжья жизнь мелет надёжно и с гарантией, вот огонь и ослаб, но всё равно - горел. И изо дня в день Паледжина вставала рано утром каждый раз в новом месте, облачалась в начищенный до блеска доспех и шла на службу своей неблагодарной стране - пускай и в обход и с заднего двора. Потому что если бы кто-то спросил её у карты Эоры: "Паледжина, где Вайлианские Республики?", она бы дала умнику по зубам, чтоб не зубоскалилось, и так и не ответила бы, что Республики, они тут - у сердца.
А потом удача улыбнулась паладину-бродяге, подбросив ей встречу со знакомым торговцем по имени Маурицио Граф, который шёл к берегам Архипелага на своём корабле, чуть просевшем из-за набитых товарами трюмов. Его телохранитель помер - то ли заболел, то ли отравился, и Маурицио предложил Паледжине временно занять его место. В конце концов бывший паладин Фремрас мес Канк Суолиас элитнее и солиднее простых наёмников.
Так почти за месяц плавания на борту его корабля Паледжина достигла берегов Некитаки, которая встретила женщину темпераментной вайлианской речью и торговой суетой Причала Королевы. Кошелёк её приятно и основательно отяжелел, и первые два дня в "Дикой кобыле" в окружении родных сердцу смуглокожих лиц были не худшими в жизни Паледжины. Однако стоило ей углубиться дальше в город, как весь эффект первого приятного впечатления будто рукой сняло.
Когда Глотка разинула перед женщиной свои зловонные пропасти, Паледжине показалось, что всего лишь наглотавшись местного воздуха можно неизбежно отравиться насмерть. Несмотря на это, даже в таком месте жизнь сумела пустить корни: из хирых лачуг на Паледжину не очень-то гостеприимно взирали тусклые глаза, скрюченные тела уана-попрошаек тут и там лежали, разбросанные по краям кривых улочек, неотличимые от груд мусора; а по ненадёжного вида скрипящим мостам бегали рахитичные бронзовокожие дети со вздутыми животами и тоненькими ручками-ножками, что делали их похожими на пауков. Весь этот живописный пейзаж и вид копающихся в гниющих объедках ропару мигом выбил из пернатой головы Паледжины горькие мысли о собственной судьбе. Она поделилась лепёшками таар, сыром и чуть залежавшимися фруктами с одной из нищенок, а та в благодарность с набитым ртом рассказала о том, как обстоят дела в Глотке и есть ли где доброй путнице помочь. Согласно её рассказу, дела обстояли дурнее некуда: еды после честной делёжки ропару достаётся всё меньше и меньше, неурожай наступил, и похоже, в Глотке начинается мор. Торопливо проглотив данную ей пищу, нищенка некоторое время раздумывала над чем-то, а потом вдруг негромко рассказала, что брат её слёг с моряцкой лихорадкой, а целителя для ропару найти почти невозможно. Так может, чужестранка из Добрых Путников, у которых такая хорошая репутация среди бедных людей поможет как-то? Потому что пока разве только та монахиня из Утренних Звёзд по имени Питли, согласилась больного спрятать, да только лечить ей уже нечем.
Но сама Питли доверчивости ропару не разделила. Хорошо одетая вайлианка в доспехе и с огромным мечом, как ей показалось, вынюхивала про кашель за стенами её храма не из лучших побуждений. Испугавшись, что богоподобная работает с матару, Питли решила не открывать двери храма и не идти ни на какие переговоры, поэтому Паледжине пришлось уйти ни с чем. Лишь после дня поисков и ночи в "Дыре" узнала она, что лекарство от лихорадки можно найти там, где в мутных водах подпольного бизнеса плавают жаждущие наживы акулы: пираты, контрабандисты, разбойники, и прочая сволочь.
Последнее, чего желала Паледжина - это сотрудничать с ними. Но время шло, а Питли со своей добротой ставила под угрозу как минимум целый квартал.
Разузнав у местной трактирщицы, как разыскать дорогу туда, где не правит бал теневая экономика, Паледжина отправилась в Теснины.
***
- Я не собирался возвращаться так поздно в свою лавку, но раз вы готовы заплатить запрошенную мной сумму... Вы же понимаете, благородная местра, я не могу позволить себе благотворительность. Мне очень жаль больных, но времена сейчас тяжелые для всех, сами понимаете, - с плохо наигранным сожалением на вайлианском объяснял темнокожий торговец Эрнеццо, ведя Паледжину по узким прошейкам Гнилого ряда. Паледжина сердито поджимала большие губы. Казалось, что её с непривычки беспокоит крепкий запах мочи, свефа и факельной копоти, царивший в тёмных тоннелях. Но больше вони богоподобная брезговала подлостью торговца. Заломить за жизненно-необходимое лекарство восемьсот бронзовых!..
Запугать его не получилось - шестеро разномастных головорезов с кривыми усмешками следили за ходом переговоров и теперь сопровождали идущих к складу Паледжину и Эрнеццо. И, возможно, сияние пяти солнц на нагруднике ещё могло насторожить преступников: убьёшь одного из Братства - придут десятеро, и вопросов задавать не станут. А тут изгнанница, которую чикнешь, и не вспомнит никто. И Паледжина согласилась заплатить, а это означало, что почти весь остаток заработка, который она получила от Маурицио, уйдёт в руки этим подлецам.
- Избавь меня от своих лживых оправданий, и поторопимся. Это дело не терпит промедлений, - Паледжина не смотрела на своего спутника, вместо этого рассматривая подземный рынок Гнилого ряда: в облаках зеленоватых испарений, поднимающихся из зарешётченных люков мелькали немногочисленные люди, эльфы, гномы и аумауа, потихоньку собирающие ворованные и фальшивые товары, грудами разложенные по расстеленным на каменному полу тряпкам. Поздний вечер гнал их по домам и только так можно было определить в этих подземельях время суток.
- Босс, Кулак и Вестер не на посту. Но дверь закрыта, - одна из головорезов Эрнеццо - суровая гномка с ёжиком обритых рыжих волос - остановилась у прохода в широкий коридор, в котором виднелись обитые железом двери. Коридор пустел - охранников у дверей лавки действительно не было. Паледжина скосила золотой глаз на Эрнеццо - с него как смыло налёт вежливости и учтивости. Скривив большой рот и выругавшись, он рывком сдёрнул с пояса вязку ключей, повозился в поисках нужного и раздражённо сунул его в замочную скважину.
Дверь со скрипом открылась.
Отредактировано Паледжина (16.11.2019 01:00:18)